Тяжёлые стальные сапоги с грохотом и скрежетом бьются о каменный пол после каждого шага. Полы длинного плаща заплетаются в ногах, но идти не мешают. Капюшон скрывает лицо. Вокруг мельтешат решётки камер. За ними сидят сотни людей. В каждой по одному. Некоторые из них сидят на нарах, многие тянут руки сквозь решётку. Пройдя коридор на сквозь, рывком срываю дверцу с маленького деревянного шкафчика, что висит на стене. На него во время дождя капает с щели в потолке.
Когда он достал из шкафа 2 огромные связки ключей. Одну для чётных, другую для нечётных. Он пошёл назад, открывая по пути все двери. Люди молча выходили из камер и медленно шли за ним смотря в его спину непрерывным, не моргающим взглядом. Их босые ноги издавали лишь еле слышные шорохи на фоне железных сапог. Когда все камеры были открыты, я обернулся и стал смотреть на их лица. Они смотрели на меня выжидающе. Они чего-то ждали, чего-то хотели. Он пошёл сквозь толпу, и каждый тянул к нему руку. Все улыбаются. Все рады.
Он подходит к огромному котлу. Берёт длинную деревянную ложку. Мешает варево. Пробует. Во рту остаётся неприятный приторный вкус. Берёт в руку деревянную миску и наливает её до краёв. Отдаёт человеку. Затем вторую. Третью... Сотую...
Все вокруг едят. Те кто уже закончил, роняют плошки и ложатся на пол. Засыпают. Вот последняя чашка отдана. Я наблюдаю за тем как эти люди едят.
Звук ложек стих. Все спят. В котле осталось немного еды. Разуваю ноги что бы не шуметь и иду к окну. Смотрю в него. Там какое-то дерево колышется на ветру. Сзади подходит человек, и начинает дышать мне в спину. Это его брат. Обернувшись я узнаю его, он из камеры номер 17. Тихо возвращаюсь к котлу и кладу ему последнюю порцию. Иду гулять по залам, собирая пустые чашки, наслаждаясь переливами света.
Ноги легко касаются пола между спящими людьми. Мне одиноко. Мне скучно. Я вновь одеваю сапоги и тяжёлой поступью начинаю шагать. Большинство просыпается. Встаёт и выжидающе смотрят на меня. Радуются, улыбаются мне. Чего-то ждут. Они не могут со мною говорить, или просто почему-то не хотят. Только выжидающе смотрят.
Мне грустно. Иду к котлу. Разливаю варево по чашкам. Все едят. Засыпают. Вновь одна порция остаётся невостребованной. Снова разуваюсь и смотрю в окна. Все камеры открыты. Подхожу и сажусь на корточки рядом с одним из спящих. Он из камеры номер 47. Кладу ладонь ему на голову. Голова проседает под ней, и всё его тело вторя ей проседает, как будто оно состояло только из пыли. Рисую пальцем узоры на получившемся сером полотне. Нолик. Крестик. Звёздочка. Снова нолик. Чёрточки, уголки. Слушаю шаги. Глажу по голове второго и снова рисую. Теперь это пейзаж городской подворотни. Третий, на его месте появилась картина с грустным человеком. Четвёртый. О каменный пол стукнул крестик. Несколько людей проснулось. Они направились ко мне.
Я направился к котлу и наполнил их чаши ковшом, на рукояти которого оставил бороздки аккуратными ногтями. Я не хотел рисовать при них. Эта картина заняла очень много времени.
Люди просыпались. На этот раз похоже от голода. Я накормил их. Как всегда осталась одна не востребованная порция. Я решил попробовать эту еду. Набрал ложку. Сделал несколько глотков. Вкусно. Спустя мгновения почувствовал слабость. Присел на подоконник и через пару минут всё прошло.
Погладил по голове сразу человек 7. Стал оставлять на полотне следы своих ног. Получился цветочек, девочка и солнце. Снова проснулись.
Накормил их вновь. Вновь осталась порция. Уже не обращая внимания на стоящие сапоги пошёл к окну. Вдохнул воздуха полной грудью, блестели солнцем лужи. Взгляд в спину. Оборачиваюсь и смотрю на протянутую руку человека. В ней чашка с похлёбкой. Беру её, съедаю. Тяжесть в руках. Ложусь на пол и засыпаю...
2 комментария:
Люди хотят быть с этим человеком, но он все равно одинок. От людей, идущих за ним остается только пыль. И рисунки. Воспоминания своего рода. И те только такие, которые он сам начертил. Один только. Смотрит на него. Ждет чего то. И в конце-концов, тоже оставляет себя в одиночестве... Тема одиночества. Смысл неясен. Я прав?
Пожалуй да, в нём имеет место тема одиночества, но она далеко не ключевая, а скорее лишь упомянутая вскользь.
Данный рассказ стоит воспринемать в пределах одной личности. Тогда становится видно, что все эти люди, это его желания. Его вожделения. Он их выпускает. Он их удолетворяет. Они сново просыпаются, он их снова удолетворяет. Он ими проникается и они становятся либо историей, либо его частью. В памяти оседают памятью. Одно желание он не удолетворяет, и вконце концов оно заменяет его самого.
Отправить комментарий