Забавно. Когда и писал этот рассказ в первый раз, я знал что там чего-то не хватает. Я знал что он не полон. Частично я даже знал чем именно, но не имел ни малейшего представления почему. Теперь знаю. Так это было. Так и никак иначе. По этому и переписал его. Скажите, что в этом расказе изменилось...
Вечер. Берег. Иду по набережной, по узкой полоске суши разделяющей море и материк, что находится в высоте с незапамятных времён. Они смотрят друг на друга. Они ждут друг друга. Момент, и они кто-то сдастся. Либо неприступная гора упадёт к ногам, либо волна захлестнёт её. Твои ноги ступают на большие омытые водой куски камней, до которых когда не мог дотронуться никто из-за их высоты, а сегодня они приятно ласкают своими скруглёнными углами.
Становится холодно от морской воды, и ты начинаешь прижиматься к камню, там где вода не достаёт. Тут камни значительно острее. Приходится отвлекать себя от этого, чтобы совсем не остановиться. Вот ты запрыгал, потому что пришла сильная волна.
Немного впереди себя ты видишь стоит человек. Он весь дрожит. Глаза вытаращены на тебя. Лоб покрыт каплями пота. Рука протянута к тебе и что-то сжимает. Она сильно трясётся. В больнице ждёт операции его дочь. Когда я подошла в упор, стали слышен тихий, нервный шёпот. Казалось, что стоит проехать рядом машине, как оно унесётся прочь отсюда. Подойдя ближе ты вытягиваешь руку вперёд раскрытой ладонью вниз. Опускаешь её на остриё лезвия. Оно прорывает гладкую и мягкую кожу руки с едва заметным треском. Потом начинает скользить проходя между пястными костями среднего и безымянного пальца. На внешней части руки вздулась кожа и лезвие опять замедлилось. Снова треск. На бугорке кожи показалось блестящее остриё лезвия. Человек передо мной начинает трястись. Причиняя мне тем самым ещё больше боли.
Глаза слезятся. Отпустив нож я падаю на колени. Джинсы на коленях моментально покрылись мокрыми пятнами. Трясёт. Стон. Слышу работу мастера по резьбе по кости. Когда давно он сделал мне фигурку оленёнка. Рядом проскочила искра. Это нож скользнул на камни. Услышал капли дождя. Поднял лицо ему на встречу.
Человек, которого я только что проклинал положил руку мне на голову. Дождь прикатился. По лбу, глазам, губам и шеи побежали ручейки крови. Она встала на колени передо мною, одна рука по прежнему лежала на голове. Вторая обняла за шею. Упёрлась лбом в моё плечо. Смазала кровь на моём лице щекой. Прижалась. Что-то прошептала. Поцеловала в губы. Всего на мгновение. Взяла за руку, подняла и повела в море. С рук капала кровь.
Время собирать,разбрасывать и никогда не трогать камни
Тяжёлые стальные сапоги с грохотом и скрежетом бьются о каменный пол после каждого шага. Полы длинного плаща заплетаются в ногах, но идти не мешают. Капюшон скрывает лицо. Вокруг мельтешат решётки камер. За ними сидят сотни людей. В каждой по одному. Некоторые из них сидят на нарах, многие тянут руки сквозь решётку. Пройдя коридор на сквозь, рывком срываю дверцу с маленького деревянного шкафчика, что висит на стене. На него во время дождя капает с щели в потолке.
Когда он достал из шкафа 2 огромные связки ключей. Одну для чётных, другую для нечётных. Он пошёл назад, открывая по пути все двери. Люди молча выходили из камер и медленно шли за ним смотря в его спину непрерывным, не моргающим взглядом. Их босые ноги издавали лишь еле слышные шорохи на фоне железных сапог. Когда все камеры были открыты, я обернулся и стал смотреть на их лица. Они смотрели на меня выжидающе. Они чего-то ждали, чего-то хотели. Он пошёл сквозь толпу, и каждый тянул к нему руку. Все улыбаются. Все рады.
Он подходит к огромному котлу. Берёт длинную деревянную ложку. Мешает варево. Пробует. Во рту остаётся неприятный приторный вкус. Берёт в руку деревянную миску и наливает её до краёв. Отдаёт человеку. Затем вторую. Третью... Сотую...
Все вокруг едят. Те кто уже закончил, роняют плошки и ложатся на пол. Засыпают. Вот последняя чашка отдана. Я наблюдаю за тем как эти люди едят.
Звук ложек стих. Все спят. В котле осталось немного еды. Разуваю ноги что бы не шуметь и иду к окну. Смотрю в него. Там какое-то дерево колышется на ветру. Сзади подходит человек, и начинает дышать мне в спину. Это его брат. Обернувшись я узнаю его, он из камеры номер 17. Тихо возвращаюсь к котлу и кладу ему последнюю порцию. Иду гулять по залам, собирая пустые чашки, наслаждаясь переливами света.
Ноги легко касаются пола между спящими людьми. Мне одиноко. Мне скучно. Я вновь одеваю сапоги и тяжёлой поступью начинаю шагать. Большинство просыпается. Встаёт и выжидающе смотрят на меня. Радуются, улыбаются мне. Чего-то ждут. Они не могут со мною говорить, или просто почему-то не хотят. Только выжидающе смотрят.
Мне грустно. Иду к котлу. Разливаю варево по чашкам. Все едят. Засыпают. Вновь одна порция остаётся невостребованной. Снова разуваюсь и смотрю в окна. Все камеры открыты. Подхожу и сажусь на корточки рядом с одним из спящих. Он из камеры номер 47. Кладу ладонь ему на голову. Голова проседает под ней, и всё его тело вторя ей проседает, как будто оно состояло только из пыли. Рисую пальцем узоры на получившемся сером полотне. Нолик. Крестик. Звёздочка. Снова нолик. Чёрточки, уголки. Слушаю шаги. Глажу по голове второго и снова рисую. Теперь это пейзаж городской подворотни. Третий, на его месте появилась картина с грустным человеком. Четвёртый. О каменный пол стукнул крестик. Несколько людей проснулось. Они направились ко мне.
Я направился к котлу и наполнил их чаши ковшом, на рукояти которого оставил бороздки аккуратными ногтями. Я не хотел рисовать при них. Эта картина заняла очень много времени.
Люди просыпались. На этот раз похоже от голода. Я накормил их. Как всегда осталась одна не востребованная порция. Я решил попробовать эту еду. Набрал ложку. Сделал несколько глотков. Вкусно. Спустя мгновения почувствовал слабость. Присел на подоконник и через пару минут всё прошло.
Погладил по голове сразу человек 7. Стал оставлять на полотне следы своих ног. Получился цветочек, девочка и солнце. Снова проснулись.
Накормил их вновь. Вновь осталась порция. Уже не обращая внимания на стоящие сапоги пошёл к окну. Вдохнул воздуха полной грудью, блестели солнцем лужи. Взгляд в спину. Оборачиваюсь и смотрю на протянутую руку человека. В ней чашка с похлёбкой. Беру её, съедаю. Тяжесть в руках. Ложусь на пол и засыпаю...
Когда он достал из шкафа 2 огромные связки ключей. Одну для чётных, другую для нечётных. Он пошёл назад, открывая по пути все двери. Люди молча выходили из камер и медленно шли за ним смотря в его спину непрерывным, не моргающим взглядом. Их босые ноги издавали лишь еле слышные шорохи на фоне железных сапог. Когда все камеры были открыты, я обернулся и стал смотреть на их лица. Они смотрели на меня выжидающе. Они чего-то ждали, чего-то хотели. Он пошёл сквозь толпу, и каждый тянул к нему руку. Все улыбаются. Все рады.
Он подходит к огромному котлу. Берёт длинную деревянную ложку. Мешает варево. Пробует. Во рту остаётся неприятный приторный вкус. Берёт в руку деревянную миску и наливает её до краёв. Отдаёт человеку. Затем вторую. Третью... Сотую...
Все вокруг едят. Те кто уже закончил, роняют плошки и ложатся на пол. Засыпают. Вот последняя чашка отдана. Я наблюдаю за тем как эти люди едят.
Звук ложек стих. Все спят. В котле осталось немного еды. Разуваю ноги что бы не шуметь и иду к окну. Смотрю в него. Там какое-то дерево колышется на ветру. Сзади подходит человек, и начинает дышать мне в спину. Это его брат. Обернувшись я узнаю его, он из камеры номер 17. Тихо возвращаюсь к котлу и кладу ему последнюю порцию. Иду гулять по залам, собирая пустые чашки, наслаждаясь переливами света.
Ноги легко касаются пола между спящими людьми. Мне одиноко. Мне скучно. Я вновь одеваю сапоги и тяжёлой поступью начинаю шагать. Большинство просыпается. Встаёт и выжидающе смотрят на меня. Радуются, улыбаются мне. Чего-то ждут. Они не могут со мною говорить, или просто почему-то не хотят. Только выжидающе смотрят.
Мне грустно. Иду к котлу. Разливаю варево по чашкам. Все едят. Засыпают. Вновь одна порция остаётся невостребованной. Снова разуваюсь и смотрю в окна. Все камеры открыты. Подхожу и сажусь на корточки рядом с одним из спящих. Он из камеры номер 47. Кладу ладонь ему на голову. Голова проседает под ней, и всё его тело вторя ей проседает, как будто оно состояло только из пыли. Рисую пальцем узоры на получившемся сером полотне. Нолик. Крестик. Звёздочка. Снова нолик. Чёрточки, уголки. Слушаю шаги. Глажу по голове второго и снова рисую. Теперь это пейзаж городской подворотни. Третий, на его месте появилась картина с грустным человеком. Четвёртый. О каменный пол стукнул крестик. Несколько людей проснулось. Они направились ко мне.
Я направился к котлу и наполнил их чаши ковшом, на рукояти которого оставил бороздки аккуратными ногтями. Я не хотел рисовать при них. Эта картина заняла очень много времени.
Люди просыпались. На этот раз похоже от голода. Я накормил их. Как всегда осталась одна не востребованная порция. Я решил попробовать эту еду. Набрал ложку. Сделал несколько глотков. Вкусно. Спустя мгновения почувствовал слабость. Присел на подоконник и через пару минут всё прошло.
Погладил по голове сразу человек 7. Стал оставлять на полотне следы своих ног. Получился цветочек, девочка и солнце. Снова проснулись.
Накормил их вновь. Вновь осталась порция. Уже не обращая внимания на стоящие сапоги пошёл к окну. Вдохнул воздуха полной грудью, блестели солнцем лужи. Взгляд в спину. Оборачиваюсь и смотрю на протянутую руку человека. В ней чашка с похлёбкой. Беру её, съедаю. Тяжесть в руках. Ложусь на пол и засыпаю...
Коментарий 0
Это не рассказ. Это скорее коментарий к всему ранее сказанному. Мой взгляд. К сожелению вышел он не таким (я про сам текст) как изначально планировался. Он очень плохо структурирован, и по сути является далкой попыткой описания очень большой части моего сознания, которое проявляется в этих рассказиках. Особенно в предыдущем. В этот коментарий главным образом относится к нему. Написан он был можно сказать в полевых условиях, и на бумаге. Перепечатывать это смысла большого нет, тк в принципе врядли многим читающим это будет интерестно это читать. Да и много там довольно. Прошу всех прочевших откоментировать это дело хотябы 1-м словом в духе, интерестно, бред, думаю... Но само собой зочется развёрнутый комент получить...
Coment 0.zip
В связи с тем что там довольно личная информация, доступ к файлу ограничиваю парольчиком. Кому интерестно, пишите, может быть вам выдам.
Coment 0.zip
В связи с тем что там довольно личная информация, доступ к файлу ограничиваю парольчиком. Кому интерестно, пишите, может быть вам выдам.
Ковыряя рис ложечкой
Открылись двери. Нетвёрдой походкой из трамвая спустился человек. Его лицо было очень уставшим. Он с грустью взирал на происходящее вокруг. Его даже не раздражала толпа людей, по своему обыкновению хлынувшая входить не дождавшись тех, кто выходит. Моросил мелкий противный дождик.
Он подошёл к светофору и протянул руку к кнопке. Она была выломана и всем своим видом приглашала её заменить. Её сколотые края были затянуты тонкой плёнкой воды мечтали о мести. Ну а кто виновен, в принципе не имеет значения. Мокрые седые волосы спутались и свисали как пакля вдоль лица. Качаясь во время шагов и прилипая к лицу.
- Плохая погода. - В никуда прохрипел старик. - Промозгло.
Шаг становился всё более не уверенным, всё более медленным и тяжёлым. Это болела когда-то треснувшая в детстве кость. Кажется, это произошло на шведской лестнице. Ещё в школе, когда я пытался сделать на турнике кувырок, но зацепился ногой за перекладину. Тогда я упал на спину и просто лежал. Ко мне подбежал учитель, он что-то кричал мне, но я его не слышал. Всё заглушал какой-то писк. На несколько мгновений он прекратился, и я услышал взволнованный ровный голос физрука, который спрашивает, что случилось. Все на перебой вокруг ему что-то отвечают. Ощупывает ногу. Картинка плывёт, я теряю сознание. Просыпаюсь в медпункте, лёжа на кушетке.
Облокачиваясь плечом на стену стоит старик внешне очень напоминающий на бродягу из фильмов про средневековую Европу, только значительно чище и в более современном варианте одежды. Он стоял и тяжело дышал, время от времени отплёвываясь от волос набившихся в рот ветром. Его нога нестерпимо болела, и он медленно, не отступая ни на шаг от стены, побрёл дальше. Каждый его шаг отражался на его лице. Пальцы ощупывали неровности стены. Когда-то об такую он стукнулся головой. В тот момент ему было безразлично, что стена с подобной фактурой смотрится значительно лучше, в тот момент он думал о том, что будет с его скальпом.
Маленький безликий человечек, такой смешной, забавный, с дико странной походкой бредёт себе по не краю недавно отколотого куска скалы. Ступни ног постоянно наскакивают на острые кусочки, торчащие из земли, но они не доставляют боли, а только приятно массируют ступни через толстые мозоли. Прыжок через канавку.
Пальцы нащупали прожилку бетона между двумя цементными плитами. Вот, я уже вижу свой дом. Проходя мимо сидящей на скамейки целующейся парочки, дед немного покосился на них. Улыбнулся на лице и загрустил внутри. Хмыкнул и настроения перевернулись. Хмыкнул ещё раз, и снова впал в безразличие.
Еле-еле он добрался до парадной, практически таща больную ногу за собой как пакет с мусором. Выцепил из кармана трясущимися пальцами связку ключей. Зашёл в подъезд. Присел на ступеньку и стал массировать ногу. Боль стала потихоньку отступать от него. Мои мысли ушли куда-то в сторону. Глаза прикрыл. Дёрнулся, кто-то прошёл мимо меня и быстро побежал в верх по лестнице, постоянно куда-то оборачиваясь. Помогая себе подняться руками я встал и дошёл до квартиры.
Зашёл в неё. Отодвинув кресло он сел в него и практически мгновенно заснул, но не задремал.
Он подошёл к светофору и протянул руку к кнопке. Она была выломана и всем своим видом приглашала её заменить. Её сколотые края были затянуты тонкой плёнкой воды мечтали о мести. Ну а кто виновен, в принципе не имеет значения. Мокрые седые волосы спутались и свисали как пакля вдоль лица. Качаясь во время шагов и прилипая к лицу.
- Плохая погода. - В никуда прохрипел старик. - Промозгло.
Шаг становился всё более не уверенным, всё более медленным и тяжёлым. Это болела когда-то треснувшая в детстве кость. Кажется, это произошло на шведской лестнице. Ещё в школе, когда я пытался сделать на турнике кувырок, но зацепился ногой за перекладину. Тогда я упал на спину и просто лежал. Ко мне подбежал учитель, он что-то кричал мне, но я его не слышал. Всё заглушал какой-то писк. На несколько мгновений он прекратился, и я услышал взволнованный ровный голос физрука, который спрашивает, что случилось. Все на перебой вокруг ему что-то отвечают. Ощупывает ногу. Картинка плывёт, я теряю сознание. Просыпаюсь в медпункте, лёжа на кушетке.
Облокачиваясь плечом на стену стоит старик внешне очень напоминающий на бродягу из фильмов про средневековую Европу, только значительно чище и в более современном варианте одежды. Он стоял и тяжело дышал, время от времени отплёвываясь от волос набившихся в рот ветром. Его нога нестерпимо болела, и он медленно, не отступая ни на шаг от стены, побрёл дальше. Каждый его шаг отражался на его лице. Пальцы ощупывали неровности стены. Когда-то об такую он стукнулся головой. В тот момент ему было безразлично, что стена с подобной фактурой смотрится значительно лучше, в тот момент он думал о том, что будет с его скальпом.
Маленький безликий человечек, такой смешной, забавный, с дико странной походкой бредёт себе по не краю недавно отколотого куска скалы. Ступни ног постоянно наскакивают на острые кусочки, торчащие из земли, но они не доставляют боли, а только приятно массируют ступни через толстые мозоли. Прыжок через канавку.
Пальцы нащупали прожилку бетона между двумя цементными плитами. Вот, я уже вижу свой дом. Проходя мимо сидящей на скамейки целующейся парочки, дед немного покосился на них. Улыбнулся на лице и загрустил внутри. Хмыкнул и настроения перевернулись. Хмыкнул ещё раз, и снова впал в безразличие.
Еле-еле он добрался до парадной, практически таща больную ногу за собой как пакет с мусором. Выцепил из кармана трясущимися пальцами связку ключей. Зашёл в подъезд. Присел на ступеньку и стал массировать ногу. Боль стала потихоньку отступать от него. Мои мысли ушли куда-то в сторону. Глаза прикрыл. Дёрнулся, кто-то прошёл мимо меня и быстро побежал в верх по лестнице, постоянно куда-то оборачиваясь. Помогая себе подняться руками я встал и дошёл до квартиры.
Зашёл в неё. Отодвинув кресло он сел в него и практически мгновенно заснул, но не задремал.
Поле
Это довольно старый рассказ, написанный ещё до появления блога и осевший где-то на разделах винта...
Дождь. Капли с силой бьют по телу. Капли большие и маленькие, струятся по волосам, спине, лицу, капают с подбородка. На щеках как будто появились русла рек и идущие от зрачков к уголкам рта. Во рту солёная капля обжигает холодом язык.
Всё окружил туман. Сухой туман. Сладкий, но пронизывающий до костей своим могильным холодом. Туман появился из тех капель, что скатились с меня и, не долетая до земли, испарились. Трава оплела ноги, обволокла пальцы. Колоски пшеницы касались локтей, некоторые плавно пробегали по руке от запястья до вздыбленных вен на изгибе руки. По ним текла кровь, что совсем недавно покрывала всю ладонь. Она обладала сладким и слегка приторным вкусом.
По телу прошла волна. Просто волна не имеющая ничего материального в себе, но дарящая блаженство. Она была порождена мной и, увы, не могла передаться никому более. Волоски на руках приподнялись, но муражек не было. Лицо покрыла улыбка, улыбка блаженства и улыбка страха. Улыбка, просящая о пощаде и улыбка безжалостного хищника, готового разорвать шею любого только ради того, чтобы почувствовать вкус крови снова. Улыбка умалишённого, который смеётся, пока кулаки дробят его зубы, рассекают плоть. Улыбка ребёнка, только что сломавшего новую игрушку.
Дождь. Капли с силой бьют по телу. Капли большие и маленькие, струятся по волосам, спине, лицу, капают с подбородка. На щеках как будто появились русла рек и идущие от зрачков к уголкам рта. Во рту солёная капля обжигает холодом язык.
Всё окружил туман. Сухой туман. Сладкий, но пронизывающий до костей своим могильным холодом. Туман появился из тех капель, что скатились с меня и, не долетая до земли, испарились. Трава оплела ноги, обволокла пальцы. Колоски пшеницы касались локтей, некоторые плавно пробегали по руке от запястья до вздыбленных вен на изгибе руки. По ним текла кровь, что совсем недавно покрывала всю ладонь. Она обладала сладким и слегка приторным вкусом.
По телу прошла волна. Просто волна не имеющая ничего материального в себе, но дарящая блаженство. Она была порождена мной и, увы, не могла передаться никому более. Волоски на руках приподнялись, но муражек не было. Лицо покрыла улыбка, улыбка блаженства и улыбка страха. Улыбка, просящая о пощаде и улыбка безжалостного хищника, готового разорвать шею любого только ради того, чтобы почувствовать вкус крови снова. Улыбка умалишённого, который смеётся, пока кулаки дробят его зубы, рассекают плоть. Улыбка ребёнка, только что сломавшего новую игрушку.
Сломанное крыло
Это довольно старый рассказ, написанный ещё до появления блога и осевший где-то на разделах винта...
Май креативэ нумер одын
-Идёмте, идёмте - тараторил какой-то придурок - быстрее, вам понравится, обещаю.
А люди шли за ним, вспотыкаясь и матерясь себе под нос. Это были какие-то индустриальные трущобы. Всего километра три от оживлённой улицы, школы и музея аномальных явлений.
- Быстрее, вы получите пищу для разума, вы утолите свою внутреннию неудолетворённость. - продолжал говорить он сбивая остатки своей дыхалки.
- А почему вы считаети что мы чем-то неудолетворены? - скозал громко сопя банковский служащий. Он уже 7-ой год работает в банке. Он был сейчас счастлив, ему дали очередное повышение.
- А как вы можете быть удолетворены тем, что имеете? - спросил молодой человек и совершенно поражённо уставился ему в глаза. Странный это был взгляд. Пустой. Взгляд зависти, но лишь мгновение, потом он стал безразличен и слегка тосклив.
"Блин, емуже лет 27, всего. Бедный. Ему есть что терять. Неудачник. Давай моргни. Моргни ещё раз. Давай. Испугайся. Осознай. Пойми что ты нечтожество. Хорошо что я это осознаю..."
Банкир не понимал что от него хотят и начел продолжать движение. Улыбающийся парень пошёл двльше снова подбадривая окружающих. Они шли через небольшой перелесок. Хотя едвали это можно назвать перелеском: несколько десятков деревьев и огромное количество мёртвого кустарника.
Каждый отгибал руками ветки что бы пройти дальше и каждый получал веткой по лицу.
- Я убью его если там не бедет ничего стоещего - и что-то подобное борматал себе под нос здоровенный детина.
- Окуратнее, пожалуйста окуратнее - не упадите.
Они все вышли на край какогото карьера. Странный парень сел по турецке на край и стал смотреть вниз. Там была свалка. Там небыло ничего, что могло бы вызвать положительные эмоции. Там лежала мёртвая крыса. Она была огромной. Её глаза блестели на солнце как два кусочка разбитого зеркала. Но этот блеск длился лишь несколько мгновений. Раз, и один уголёк погас. Два, ворона клюнула во второй. Ещё мгновение и она начала разрывать живот и выедать что-то оттуда.
- Ты ублюдок и извращенец - сказала девушка и, прикрывая рот изящной ручкой, зашагала прочь оттуда. Её примеру последовали все остальные.
"Интерестно, хоть кто-нибудь понел, зачем я привёл его сюда? Понел, что он хуже любого вора разорил себя? Грустно. Почему они не хотят видеть и принимать то, что создали?"
А на другом краю виднелся маленький кустик травки. Это был какой-то сорнячок. На нём разглядывались маленькие бусинки белых цветочков.
Дул лёгкий ветерок. Он цеплял своими пальцами волосы и загонял их в глаза. Пошёл маленький грибной дождик. Его капли очищали от мыслей всех, кто слушал его. Он очищал сознание. Наполнял его гармонией. Заставлял улыбаться миру. Читать летописи настоящего, прошлого и будущего. Но нет в них времени. Они едины и разорваны на сотни кусочков в одно и тоже время. Куда захочешь посмотреть, то и видишь. Мгновение и ты не помнишь себя. Ты это настоящие. Ты это твоё прошлое. Ты это то что ты уже давно сделал в своём будущем...
Он поднялчя на ноги и стал стал смотреть на небо с закрытыми глазами. Он ушёл от тела. Вот капля упала на веко и он дёрнулся и чуть не упал в гору мусора. Руки жгло. Руки гудели. Руки были горячими. Руки тянулись к земле...
Май креативэ нумер одын
-Идёмте, идёмте - тараторил какой-то придурок - быстрее, вам понравится, обещаю.
А люди шли за ним, вспотыкаясь и матерясь себе под нос. Это были какие-то индустриальные трущобы. Всего километра три от оживлённой улицы, школы и музея аномальных явлений.
- Быстрее, вы получите пищу для разума, вы утолите свою внутреннию неудолетворённость. - продолжал говорить он сбивая остатки своей дыхалки.
- А почему вы считаети что мы чем-то неудолетворены? - скозал громко сопя банковский служащий. Он уже 7-ой год работает в банке. Он был сейчас счастлив, ему дали очередное повышение.
- А как вы можете быть удолетворены тем, что имеете? - спросил молодой человек и совершенно поражённо уставился ему в глаза. Странный это был взгляд. Пустой. Взгляд зависти, но лишь мгновение, потом он стал безразличен и слегка тосклив.
"Блин, емуже лет 27, всего. Бедный. Ему есть что терять. Неудачник. Давай моргни. Моргни ещё раз. Давай. Испугайся. Осознай. Пойми что ты нечтожество. Хорошо что я это осознаю..."
Банкир не понимал что от него хотят и начел продолжать движение. Улыбающийся парень пошёл двльше снова подбадривая окружающих. Они шли через небольшой перелесок. Хотя едвали это можно назвать перелеском: несколько десятков деревьев и огромное количество мёртвого кустарника.
Каждый отгибал руками ветки что бы пройти дальше и каждый получал веткой по лицу.
- Я убью его если там не бедет ничего стоещего - и что-то подобное борматал себе под нос здоровенный детина.
- Окуратнее, пожалуйста окуратнее - не упадите.
Они все вышли на край какогото карьера. Странный парень сел по турецке на край и стал смотреть вниз. Там была свалка. Там небыло ничего, что могло бы вызвать положительные эмоции. Там лежала мёртвая крыса. Она была огромной. Её глаза блестели на солнце как два кусочка разбитого зеркала. Но этот блеск длился лишь несколько мгновений. Раз, и один уголёк погас. Два, ворона клюнула во второй. Ещё мгновение и она начала разрывать живот и выедать что-то оттуда.
- Ты ублюдок и извращенец - сказала девушка и, прикрывая рот изящной ручкой, зашагала прочь оттуда. Её примеру последовали все остальные.
"Интерестно, хоть кто-нибудь понел, зачем я привёл его сюда? Понел, что он хуже любого вора разорил себя? Грустно. Почему они не хотят видеть и принимать то, что создали?"
А на другом краю виднелся маленький кустик травки. Это был какой-то сорнячок. На нём разглядывались маленькие бусинки белых цветочков.
Дул лёгкий ветерок. Он цеплял своими пальцами волосы и загонял их в глаза. Пошёл маленький грибной дождик. Его капли очищали от мыслей всех, кто слушал его. Он очищал сознание. Наполнял его гармонией. Заставлял улыбаться миру. Читать летописи настоящего, прошлого и будущего. Но нет в них времени. Они едины и разорваны на сотни кусочков в одно и тоже время. Куда захочешь посмотреть, то и видишь. Мгновение и ты не помнишь себя. Ты это настоящие. Ты это твоё прошлое. Ты это то что ты уже давно сделал в своём будущем...
Он поднялчя на ноги и стал стал смотреть на небо с закрытыми глазами. Он ушёл от тела. Вот капля упала на веко и он дёрнулся и чуть не упал в гору мусора. Руки жгло. Руки гудели. Руки были горячими. Руки тянулись к земле...
Без понятия как назвать...
Это довольно старый рассказ, написанный ещё до появления блога и осевший где-то на разделах винта...
"Интересно, почему здесь так тихо?" - спросил молодо человек и его слова прозвучали как раскаты грома. Казалось, что их слышно за тысячи километров отсюда.
Ответа не последовало. Лишь нежный и тёплый ветерок безвучно взъерошил его волосы, отчего на лице появилась загадочная улыбка.
Он сидел на песке и смотрел на на озеро, мыслено разбивая его поверхность на тысячи плоскостей и глядя как они разбиваются на сотни ещё более маленьких от набигавших волн. Как каждая из них отражает по солнечному заячику. Как они задорно прыгают рядом с ним и пытаются поймать друг друга, как они танцуют в своём танце и не обращают внимание ни на что в этом мире. Как они стараются ривлечь и ео к своей утехе.
Но он был напрежён, его разум был заполнен мыслями и образами, они пытались выйти из него на свободу, но парень держал крышку. Мысли становились с каждым мгновением всё более реальными, образы очищались от изъянов, но эта реалистичность всё больше и больше грозилась утонуть в солёном море. Она была серых тонов, ххолодных и лишь стоило в нх пробится хоть на мгновение теплу, как что-нибудь становилось яркмм и беззаботным, но стоит лишь моргнуть, как всё чернеет вновь
Не смотря ни на что лицо у парня было напрежено, мысли занимали его: "Почему люди так глупы? Почему они так боятся тех, кому доеряют? Почему они бегут от себя, не давая себе даже самому себе сказать правду о себе? Почему они так жестоки с теми, кого любят?".
Так он просидел около часа даже не шелохнувшись. Казалось что это не живой человек, а статуя выточеная из камня великим скульптором, который вложил в неё все своё умение и талант.
Но неожидано он стал описывать в воздухе равные фигуры, рассекая воздух будто мечом и наслаждаясь тем, как ёгкиедуновения омывают его руки. Этот парень был мистиком и верил в то, что всё имеет свою энергетику и что со всем можно общаться.
Поднявшись на ноги он подошёл к кустам и найдя среди них одну засохшуя веточку отломил её. Затем, вернувшись назам, он присел на корточки и стал разглаживать сухой песок. Как это не удивительно, но песчинки не пристовали к его слегка влажным ладоням и ложились перед ним идеально гладким полотном. Когда мистик взял в правуя руку кусочик той веточки, оно стало быстро покрываться различными символами.
Это были не бороздки на песке, которыми риуют дети на пляжах, это были письмена выложенные тысячими маленьких камушков, которые не нарушали идеильной глади песка.
Когда это бало закончено он стал проводить ладонями над своим полотном, делая круговые движения. Закрыл глаза и стал что быстро шептать себе под нос и плавно раскачиваться. Неожидано он упёрся своей правой рукой точно по середине, сжал её в кулак, поднял над землёй и позволил ручейкам песка засыпать то, что было на земле. Полотно стало плавно ловить лучи солнца и с каждам мгновением отражало всё больше и больше их. На нём поевился характерный стеклянный блеск и оно плавно превратилось в зеркало, гладкое, без единой шероховатости и пылинки. Весь песок падающий на него проваливолось вниз, в недры земл.
Рука взметнулась в верх и подкинула остатки песка в небо.
"Интересно, почему здесь так тихо?" - спросил молодо человек и его слова прозвучали как раскаты грома. Казалось, что их слышно за тысячи километров отсюда.
Ответа не последовало. Лишь нежный и тёплый ветерок безвучно взъерошил его волосы, отчего на лице появилась загадочная улыбка.
Он сидел на песке и смотрел на на озеро, мыслено разбивая его поверхность на тысячи плоскостей и глядя как они разбиваются на сотни ещё более маленьких от набигавших волн. Как каждая из них отражает по солнечному заячику. Как они задорно прыгают рядом с ним и пытаются поймать друг друга, как они танцуют в своём танце и не обращают внимание ни на что в этом мире. Как они стараются ривлечь и ео к своей утехе.
Но он был напрежён, его разум был заполнен мыслями и образами, они пытались выйти из него на свободу, но парень держал крышку. Мысли становились с каждым мгновением всё более реальными, образы очищались от изъянов, но эта реалистичность всё больше и больше грозилась утонуть в солёном море. Она была серых тонов, ххолодных и лишь стоило в нх пробится хоть на мгновение теплу, как что-нибудь становилось яркмм и беззаботным, но стоит лишь моргнуть, как всё чернеет вновь
Не смотря ни на что лицо у парня было напрежено, мысли занимали его: "Почему люди так глупы? Почему они так боятся тех, кому доеряют? Почему они бегут от себя, не давая себе даже самому себе сказать правду о себе? Почему они так жестоки с теми, кого любят?".
Так он просидел около часа даже не шелохнувшись. Казалось что это не живой человек, а статуя выточеная из камня великим скульптором, который вложил в неё все своё умение и талант.
Но неожидано он стал описывать в воздухе равные фигуры, рассекая воздух будто мечом и наслаждаясь тем, как ёгкиедуновения омывают его руки. Этот парень был мистиком и верил в то, что всё имеет свою энергетику и что со всем можно общаться.
Поднявшись на ноги он подошёл к кустам и найдя среди них одну засохшуя веточку отломил её. Затем, вернувшись назам, он присел на корточки и стал разглаживать сухой песок. Как это не удивительно, но песчинки не пристовали к его слегка влажным ладоням и ложились перед ним идеально гладким полотном. Когда мистик взял в правуя руку кусочик той веточки, оно стало быстро покрываться различными символами.
Это были не бороздки на песке, которыми риуют дети на пляжах, это были письмена выложенные тысячими маленьких камушков, которые не нарушали идеильной глади песка.
Когда это бало закончено он стал проводить ладонями над своим полотном, делая круговые движения. Закрыл глаза и стал что быстро шептать себе под нос и плавно раскачиваться. Неожидано он упёрся своей правой рукой точно по середине, сжал её в кулак, поднял над землёй и позволил ручейкам песка засыпать то, что было на земле. Полотно стало плавно ловить лучи солнца и с каждам мгновением отражало всё больше и больше их. На нём поевился характерный стеклянный блеск и оно плавно превратилось в зеркало, гладкое, без единой шероховатости и пылинки. Весь песок падающий на него проваливолось вниз, в недры земл.
Рука взметнулась в верх и подкинула остатки песка в небо.
Это не с проста
Это довольно старый рассказ, написанный ещё до появления блога и осевший где-то на разделах винта...
Щёлчёк. Заиграл весёленький рок в наушниках. Щёлчёк. Взметнулось пламя. Вдох. Лёгкие парня заполнились ароматным дымом.
Он только что вышел на улицу и теперь с наслождением курил. Это были отличные сигареты с первокласным табаком, но, увы, в них было столько ароматизаторов, что почуствовать сам табак было крайне сложно. Он стоял и , закрыв глаза, делал затяжку за затяжкой, стараясь уловить малейший оттенок вкуса. По лицу было видно, что он получает удовольствие выпуская струйки дыма себе в лицо. Делает неуклюжую попытку выдуть кольца, от чего начинает в мыслях сам над собою издеваться, называть неудачником и слабаком.
Вот он пошел в сторону дома, обычно он садился на транспорт, но сегодня что-то влекло его прогуляться, насладиться этим чудесным и прохладным воздухом.
Затяжка за затяжкой он наблюдал как копится пепел на конце сигареты и, почему-то, очень заинтересовано его стряхивал, кажвый раз присматриваясь как он осыпается на снег, покрывший всё вокруг. Рассматривал как красная пелина огня милиметр за милиметром съедает эту маленькую палочку.
Вот осталась всего одна затяжка, но он не выкуривает её, а затушивает о край урны. Красные огоньки, как камни по утесу, катились вниз, на дно бака. Как не удивительно, но это представляло очень красивую картину. Он всматривался в это с особым интересом и старался не упустить ни одной детели.
Проиграв эту картину несколько раз в уме он пошел дальше, вглядываясь в лицо каждому прохожему, в его глаза, в его сознание, прочитать в них его жизнь, проблемы. Старался поставить себя на их жизни, прожить каждую из них.
От этого его взгляд постоянно менялся, то становился добрым, то злым, то весёлым, то грусным. Глаза бешено переводили взгляд с лица на лицо.
Но вдруг взгляд изменился. Стал бестрасным и хлоднокровным. На лице не было вообще никаких эмоций.
Парень брёл вдоль дороги. Было уже позно. Машины проносились мимо на большой скорости оставляя за собой полосы света, которые растягивались на несколько метров и на мгновения висли в воздухе, а потом растворялись. Впереди шла по своим делам пожилая жещина.
Вдруг лицо парня покрыла улыбка. Зубы блеснули на свету. Это была не улыбка радости, счастья. Это был скорее какой-то оскал, показанй миру. Кричащий, но что он за собой скрывал, что кричал было неясно. Все звуки уноил с собой ветер. Глаза были стеклянными, даже, скорее, зеркальные. В них отражалось всё: асвальтовая дорожка, блики от ар машин и их стёкл, фонарные столбы, женщина.
Вдруг он дёрнлся вперёд. З мгновения догнал идущю впереди и его локоть впился в затылок. Боль пронизала всю руку. Оскал усилился. Она осела на землю, потеряв сознание. Парень на мгновение замер и на его лице отразилась неувереность, но лишь на мгновение. Сново появился оскал и он стал быстоо и, как пишут в протоколах, с особым притрастием наносить удары ногами по её телу, голове. На лицо начали попадать капли крови. Рука попыталась их стереть, но лишь размазала по лицу.
---------------------------------------
Он продолжал идти с отрешённым лицом по улице. Его начал пробивать озноб. Появилось чувство страха. Панического страха. От увиденного, от испытанного.
От этого он снова ушёл в себя, в свои мысли. Достал сигареты, неумело раскурил и с наслождением стаи пуспать облачка сизого дыма. Он зажимал сигарету в обоих руках, подносил ко рту и, собирая из рук некоторое подобие распиратора, затягивался долгим и глубокими затяжками. И в этот раз с наслаждением расматривает, как ссыпается пепел.
Докурив он стал разминать руки, пощёлкал пальцами, затем закинул руки за спину и стал выгибать спину. В этот раз руки удалось сильнее выгнуть, намного сильней чем обычно. Они были паралёны горизонту, хотя парень стоял совершенно прямо.
Неожидано руки стали обрастать вороньеми перьями. Стали преврощаться в крылья, но не смотря на это они оставались руками. Они были двойственной природы. Были и руками и крыльями одновременно. Парень почувствовал, как некая невиденая волна. Перья покрыл толстый слой пыли, как это не удивительно, но он был идеально гладким. Руки дёрнулись, вся пыль с них слетела и превратилась в две невесомые вертикальные стены, которые колыхались вместе с вороньеми крыльями. Они пронизывали все и уходили в небо бесконечны. Огромные пыльные стены, гладкие как зеркала, заставлял любого человека, взглянувшего на них замереть от страха и поклонится им.
На лице отразилась улыбка истеного садиста-леденая, злорадная. Он стал медленно сводить руки и видел, что там, где прошли стены оставались лишь разрушеные каркасы зданий из которых издавались лишь сдавленые стоны. Деревья мгноенно превращались в пепел и осыпались на сожжённую землю. Всё было в нём, всё было мертво или из-за раздирающей боли молило мерти. По эту сторону стен всё, что теряло основание с грохотом падало, трещало, но там небыло звуков кроме сдавленых стонов, шёпота, что закрадывалс в самые далёкие уголки сознания и заставлял его трепещать, и шёрохи падающик чёрных листьев листьев, совершенно чёрных.
Когда руки его сомкнулись вокруг были лишь каркасы зданий, покрытые гарью и оплавившемся пластиком. Казалось что всё вокруг задыхалось от него, мычало и молило либо о спасеие, либо о смерти. Шёпот стал более отчетливым, если раньше он вызывал ярость, ненависть, то теперь он вызывает какую-то безнадёжность, грусть и безсмысленость всего.
Его начело трести, но не от того, что он остался идинок, а от этого чувства бесмысленности, обреченности.
Чёрные листья стли кружится вокругине. Стали облепливать его руки, ноги, тело и лицо. Они былиобжигающе горячими. Они жгли его тело. Спустя мгновение он был попрыт ими полностью. Стал чёрной тенью жизни там, где её уже нет. Нет благодаря ему.
Листья слетели с рук и снова появились стены, но теперь совершнно чёрные. Руки стали расходится за спину и всё снова начало преображаться. Все покрывалось травой, кустарниками и деревьями. Начели парить птицы, оявилась жизнь. Лишь несколько обломков домов портили картину, вписавшись в природу. Время начало идти неожидано быстро. Сутки сменялись за какие-то минуты. Всё менялось. Вот у тигров появилось потомство, вот уже оно подросло и молодой тигр впервые поймал антилопу. Вот вокруг сё покрылось лужами, а вот земля покрылась трещенами от засуки. Вот рядом с остатами дома появилось очень необычное растение и, всего за мгновение поглотило их.
Парня никто и ничто не замечал. Вспыхнуло солнце, огромный луч света обжёг глаза. Затем свет пропал. Всё погрузилось во тьму и резко похолодало.
Свет зажёгся и стал мигать в бешеном, никому неизвесном ритме. Парень стоял посреди вагона метро который не имел ни начала, ни конца. Он встрехнул себя и поплёлся в одном из направлений. Ноги не слушлись и он постоянно вспотыкался о какой-то мусор. У него бло жуткое ощущение дежавю.
- Вот и тот замёрший дед. Вот я снова толкаю его в плечо. Вот он снова мерно качается от этого.
---------------------------------------
- Куда прешь, дубина? Обкурилился чтоли?
На него парня налетел какой-то мужик.
-Это не с проста. - подумал он в лудших традициях Винни Пуха - Пойду домой, спать...
Щёлчёк. Заиграл весёленький рок в наушниках. Щёлчёк. Взметнулось пламя. Вдох. Лёгкие парня заполнились ароматным дымом.
Он только что вышел на улицу и теперь с наслождением курил. Это были отличные сигареты с первокласным табаком, но, увы, в них было столько ароматизаторов, что почуствовать сам табак было крайне сложно. Он стоял и , закрыв глаза, делал затяжку за затяжкой, стараясь уловить малейший оттенок вкуса. По лицу было видно, что он получает удовольствие выпуская струйки дыма себе в лицо. Делает неуклюжую попытку выдуть кольца, от чего начинает в мыслях сам над собою издеваться, называть неудачником и слабаком.
Вот он пошел в сторону дома, обычно он садился на транспорт, но сегодня что-то влекло его прогуляться, насладиться этим чудесным и прохладным воздухом.
Затяжка за затяжкой он наблюдал как копится пепел на конце сигареты и, почему-то, очень заинтересовано его стряхивал, кажвый раз присматриваясь как он осыпается на снег, покрывший всё вокруг. Рассматривал как красная пелина огня милиметр за милиметром съедает эту маленькую палочку.
Вот осталась всего одна затяжка, но он не выкуривает её, а затушивает о край урны. Красные огоньки, как камни по утесу, катились вниз, на дно бака. Как не удивительно, но это представляло очень красивую картину. Он всматривался в это с особым интересом и старался не упустить ни одной детели.
Проиграв эту картину несколько раз в уме он пошел дальше, вглядываясь в лицо каждому прохожему, в его глаза, в его сознание, прочитать в них его жизнь, проблемы. Старался поставить себя на их жизни, прожить каждую из них.
От этого его взгляд постоянно менялся, то становился добрым, то злым, то весёлым, то грусным. Глаза бешено переводили взгляд с лица на лицо.
Но вдруг взгляд изменился. Стал бестрасным и хлоднокровным. На лице не было вообще никаких эмоций.
Парень брёл вдоль дороги. Было уже позно. Машины проносились мимо на большой скорости оставляя за собой полосы света, которые растягивались на несколько метров и на мгновения висли в воздухе, а потом растворялись. Впереди шла по своим делам пожилая жещина.
Вдруг лицо парня покрыла улыбка. Зубы блеснули на свету. Это была не улыбка радости, счастья. Это был скорее какой-то оскал, показанй миру. Кричащий, но что он за собой скрывал, что кричал было неясно. Все звуки уноил с собой ветер. Глаза были стеклянными, даже, скорее, зеркальные. В них отражалось всё: асвальтовая дорожка, блики от ар машин и их стёкл, фонарные столбы, женщина.
Вдруг он дёрнлся вперёд. З мгновения догнал идущю впереди и его локоть впился в затылок. Боль пронизала всю руку. Оскал усилился. Она осела на землю, потеряв сознание. Парень на мгновение замер и на его лице отразилась неувереность, но лишь на мгновение. Сново появился оскал и он стал быстоо и, как пишут в протоколах, с особым притрастием наносить удары ногами по её телу, голове. На лицо начали попадать капли крови. Рука попыталась их стереть, но лишь размазала по лицу.
---------------------------------------
Он продолжал идти с отрешённым лицом по улице. Его начал пробивать озноб. Появилось чувство страха. Панического страха. От увиденного, от испытанного.
От этого он снова ушёл в себя, в свои мысли. Достал сигареты, неумело раскурил и с наслождением стаи пуспать облачка сизого дыма. Он зажимал сигарету в обоих руках, подносил ко рту и, собирая из рук некоторое подобие распиратора, затягивался долгим и глубокими затяжками. И в этот раз с наслаждением расматривает, как ссыпается пепел.
Докурив он стал разминать руки, пощёлкал пальцами, затем закинул руки за спину и стал выгибать спину. В этот раз руки удалось сильнее выгнуть, намного сильней чем обычно. Они были паралёны горизонту, хотя парень стоял совершенно прямо.
Неожидано руки стали обрастать вороньеми перьями. Стали преврощаться в крылья, но не смотря на это они оставались руками. Они были двойственной природы. Были и руками и крыльями одновременно. Парень почувствовал, как некая невиденая волна. Перья покрыл толстый слой пыли, как это не удивительно, но он был идеально гладким. Руки дёрнулись, вся пыль с них слетела и превратилась в две невесомые вертикальные стены, которые колыхались вместе с вороньеми крыльями. Они пронизывали все и уходили в небо бесконечны. Огромные пыльные стены, гладкие как зеркала, заставлял любого человека, взглянувшего на них замереть от страха и поклонится им.
На лице отразилась улыбка истеного садиста-леденая, злорадная. Он стал медленно сводить руки и видел, что там, где прошли стены оставались лишь разрушеные каркасы зданий из которых издавались лишь сдавленые стоны. Деревья мгноенно превращались в пепел и осыпались на сожжённую землю. Всё было в нём, всё было мертво или из-за раздирающей боли молило мерти. По эту сторону стен всё, что теряло основание с грохотом падало, трещало, но там небыло звуков кроме сдавленых стонов, шёпота, что закрадывалс в самые далёкие уголки сознания и заставлял его трепещать, и шёрохи падающик чёрных листьев листьев, совершенно чёрных.
Когда руки его сомкнулись вокруг были лишь каркасы зданий, покрытые гарью и оплавившемся пластиком. Казалось что всё вокруг задыхалось от него, мычало и молило либо о спасеие, либо о смерти. Шёпот стал более отчетливым, если раньше он вызывал ярость, ненависть, то теперь он вызывает какую-то безнадёжность, грусть и безсмысленость всего.
Его начело трести, но не от того, что он остался идинок, а от этого чувства бесмысленности, обреченности.
Чёрные листья стли кружится вокругине. Стали облепливать его руки, ноги, тело и лицо. Они былиобжигающе горячими. Они жгли его тело. Спустя мгновение он был попрыт ими полностью. Стал чёрной тенью жизни там, где её уже нет. Нет благодаря ему.
Листья слетели с рук и снова появились стены, но теперь совершнно чёрные. Руки стали расходится за спину и всё снова начало преображаться. Все покрывалось травой, кустарниками и деревьями. Начели парить птицы, оявилась жизнь. Лишь несколько обломков домов портили картину, вписавшись в природу. Время начало идти неожидано быстро. Сутки сменялись за какие-то минуты. Всё менялось. Вот у тигров появилось потомство, вот уже оно подросло и молодой тигр впервые поймал антилопу. Вот вокруг сё покрылось лужами, а вот земля покрылась трещенами от засуки. Вот рядом с остатами дома появилось очень необычное растение и, всего за мгновение поглотило их.
Парня никто и ничто не замечал. Вспыхнуло солнце, огромный луч света обжёг глаза. Затем свет пропал. Всё погрузилось во тьму и резко похолодало.
Свет зажёгся и стал мигать в бешеном, никому неизвесном ритме. Парень стоял посреди вагона метро который не имел ни начала, ни конца. Он встрехнул себя и поплёлся в одном из направлений. Ноги не слушлись и он постоянно вспотыкался о какой-то мусор. У него бло жуткое ощущение дежавю.
- Вот и тот замёрший дед. Вот я снова толкаю его в плечо. Вот он снова мерно качается от этого.
---------------------------------------
- Куда прешь, дубина? Обкурилился чтоли?
На него парня налетел какой-то мужик.
-Это не с проста. - подумал он в лудших традициях Винни Пуха - Пойду домой, спать...
Интересный песочек
Это довольно старый рассказ, написанный ещё до появления блога и осевший где-то на разделах винта...
-Осторожно, двери закрываются - прохрипел голос в динамике, но последние слоги утонули в темноте и диком звоне, раздавшемся в ушах.
Почему кровать такая жёсткая? Где одеяло с подушкой? В чём у меня голова? Кое-как разодрав веки глаз, я вижу, как чья-то нога проносится над лицом. Слышен мерный гул.
Вот лампа, тускло освещающая вагон метро. Он практически пуст, пара человек у двери.
Присел. Провёл кончиками пальцев по лицу, оно покрыто коркой. Рука окрасилась в красный цвет. На лбу, прямо под волосами, торчат засохшие куски кожи. Ну и вид наверно у меня.
Какая-то остановка, никак не соображу какая именно. Открылись двери. Люди вышили.
Сильный удар в спину, смех.
-Вставай, пьянь поганая, и выметайся вон из вагона пока ментам не сдал, конечная. - С трудом обернувшись я увидел злую ухмылку работника метрополитена. Было видно, что он с неподдельным удовольствием повторит свой пинок.
-Сейчас - произнёс я и начал подниматься, опершись руками на сиденье. Голова сильно закружилась. Картинка покрылась цветными пятнами и грозилась пропасть совсем.
Второй толчок, на этот раз дубинкой под рёбра. Он помог рассеяться пелене в глазах и же через мгновение я созерцал окрававленый угол поручня и такойже пол. Ничего себе я приложился? Ноги вроде держали?
-Ану выметайся!!! - крикнул служащий и натурально выкинул меня из вагона. Пол был застлан шершавыми гранитовыми плитами и часть моей щеки осталась на нём.
Поднявшись на ноги стал подходить к экскалатору. Людей было мало, но лудше бы их не было вообще, такими они казались отвратительными. В глазах их читалось презрение, ненависть, злоба.
Поднявшись на эксколаторе я попросился у кассира разрешения умыться, но мне было крайне грубо отказано в этом по причени того, что я якобы "нажрался как последняя скатина и теперь не дою людям жизни".
Вышел на улицу. Было холодно, ветер задувал в лицо от чего ссадины нестерпимо заломило. Несколько глубоких и интенсивных вздохов ободрили и заставели боль немного поутихнуть. Посмотрев в зеральную ветрину я понел, почему вызывал у всех встречных отвращение. На меня смотрел человек, который был весь в грязи, его лицо покрывала запёкшая кровь, ошмётки кожи. Один рукав куртки был распорот почти на половину. Так нельзя идти по улице, а то точно посадят в вытрезвитель. Взяв в рук снег из сугробы я начал чистеть сначало одежду, а потом лицо. Кожа на щеках загорлась от леденой влаги и пренела относительно здоровый цвет.
Чёрт, содрал кусочком льда корку запёкшейся крови. Кровь начала сочится. Вроде несильно, но первая струйка уже потекла по щеке.
Вон аптека, сейчас сбегаю за бинтом и перекисью. Где кошелёк? Блин, наверо меня какой-то <*> обокрал. Ну хоть сколько-нибудь мелочи должно быть, так рубль, два,три, восемь и всё. На перекись должно хватить.
Какой спецефический тут запах. Вот окно кассы. Подхожу.
-Свет, принеси боярышника, а то тут ещё один приполз. - произнесла женщина лет 35. Как я не навижу таких людей, как я хочу её пристрелить и других ей подобпых. Спокойней, не дёргайся.
-Перекись водрода. - сорвалисьдрожащие слова с уст.
-Ну вот, я же говорила тебе что...-и на её лице отобразилось искреннее удивление-...простите, что вы сказали?
-Перекись водрода.-повторил я еле удержавшись от того, чтобы не высказать всё, что накипело на душе.
Пробегав минут 5 по аптеке она наконец нашла требуемое и отпустила мне. Вышел на улицу, возвух был дурманящим и таким вкусным, что некоторое время я просто наслождался им.
-Осторожно, двери закрываются - прохрипел голос в динамике, но последние слоги утонули в темноте и диком звоне, раздавшемся в ушах.
Почему кровать такая жёсткая? Где одеяло с подушкой? В чём у меня голова? Кое-как разодрав веки глаз, я вижу, как чья-то нога проносится над лицом. Слышен мерный гул.
Вот лампа, тускло освещающая вагон метро. Он практически пуст, пара человек у двери.
Присел. Провёл кончиками пальцев по лицу, оно покрыто коркой. Рука окрасилась в красный цвет. На лбу, прямо под волосами, торчат засохшие куски кожи. Ну и вид наверно у меня.
Какая-то остановка, никак не соображу какая именно. Открылись двери. Люди вышили.
Сильный удар в спину, смех.
-Вставай, пьянь поганая, и выметайся вон из вагона пока ментам не сдал, конечная. - С трудом обернувшись я увидел злую ухмылку работника метрополитена. Было видно, что он с неподдельным удовольствием повторит свой пинок.
-Сейчас - произнёс я и начал подниматься, опершись руками на сиденье. Голова сильно закружилась. Картинка покрылась цветными пятнами и грозилась пропасть совсем.
Второй толчок, на этот раз дубинкой под рёбра. Он помог рассеяться пелене в глазах и же через мгновение я созерцал окрававленый угол поручня и такойже пол. Ничего себе я приложился? Ноги вроде держали?
-Ану выметайся!!! - крикнул служащий и натурально выкинул меня из вагона. Пол был застлан шершавыми гранитовыми плитами и часть моей щеки осталась на нём.
Поднявшись на ноги стал подходить к экскалатору. Людей было мало, но лудше бы их не было вообще, такими они казались отвратительными. В глазах их читалось презрение, ненависть, злоба.
Поднявшись на эксколаторе я попросился у кассира разрешения умыться, но мне было крайне грубо отказано в этом по причени того, что я якобы "нажрался как последняя скатина и теперь не дою людям жизни".
Вышел на улицу. Было холодно, ветер задувал в лицо от чего ссадины нестерпимо заломило. Несколько глубоких и интенсивных вздохов ободрили и заставели боль немного поутихнуть. Посмотрев в зеральную ветрину я понел, почему вызывал у всех встречных отвращение. На меня смотрел человек, который был весь в грязи, его лицо покрывала запёкшая кровь, ошмётки кожи. Один рукав куртки был распорот почти на половину. Так нельзя идти по улице, а то точно посадят в вытрезвитель. Взяв в рук снег из сугробы я начал чистеть сначало одежду, а потом лицо. Кожа на щеках загорлась от леденой влаги и пренела относительно здоровый цвет.
Чёрт, содрал кусочком льда корку запёкшейся крови. Кровь начала сочится. Вроде несильно, но первая струйка уже потекла по щеке.
Вон аптека, сейчас сбегаю за бинтом и перекисью. Где кошелёк? Блин, наверо меня какой-то <*> обокрал. Ну хоть сколько-нибудь мелочи должно быть, так рубль, два,три, восемь и всё. На перекись должно хватить.
Какой спецефический тут запах. Вот окно кассы. Подхожу.
-Свет, принеси боярышника, а то тут ещё один приполз. - произнесла женщина лет 35. Как я не навижу таких людей, как я хочу её пристрелить и других ей подобпых. Спокойней, не дёргайся.
-Перекись водрода. - сорвалисьдрожащие слова с уст.
-Ну вот, я же говорила тебе что...-и на её лице отобразилось искреннее удивление-...простите, что вы сказали?
-Перекись водрода.-повторил я еле удержавшись от того, чтобы не высказать всё, что накипело на душе.
Пробегав минут 5 по аптеке она наконец нашла требуемое и отпустила мне. Вышел на улицу, возвух был дурманящим и таким вкусным, что некоторое время я просто наслождался им.
Гнилые пеньки зубов
Это довольно старый рассказ, написанный ещё до появления блога и осевший где-то на разделах винта...
Ты выходишь с вокзала в центре города. Вокруг гудит толпа из самых разных людей.
Откуда они только появились этой ночью.
Мальчик подбежал к девочке и дёрнул её за косичку. Побежал. Она за ним. Крик и гам был повсюду. Он резал уши.
Ремень сумки врезался в плечо. Плечо всё норовило избавиться от него, но я ему не позволял. Такие сумки используют большинство спортсменов и нагло утверждают, что ничего удобнее их быть не может.
Ты идёшь по перрону. Люди то и дело проскальзывают справа и слева от тебя. Ты пытаешься вглядеться в них. Тебе ничего не удаётся, и они растворяются в твоей памяти как нефть в океане, оставляя только пятна смерти на поверхности.
Сидит на чемоданах молодая пара. Парень и девушка. Он обнял её за талию и шепчет что-то ей на ухо. Она смеётся, орошая пирон своей слюной, что отражает каждый луч света галагеновых ламп. Свет рассеивается миллиардами цветов, как будто это падают бриллианты. Чистые. Идеальные. Совершенные. С миллиардами граней, каждая из которых неповторима.
Вот девочка лупит по голове мальчика своей фиолетовой сумочкой. Он вопит, закрывая голову руками. Походит мать и растаскивает их, читая нотацию о правилах поведения в общественных местах.
Как я ненавидел за это своих родителей.
Бабушка стоит с протянутой рукой. Глаза её сморщены в две маленькие точки. Рука трясется. На одежде пятна какой-то дряни. Молодая женщина кидает ей пару монет с явным отвращением и презрением. Они со звуком церковного колокола падают на бетонные плиты. Бабка садится на корточки и начинает собирать эти монеты.
Что может быть противнее, чем протянуть руку за милостыней. У неё нет ничего и никого в этой жизни. Она в этом не виновата. В этом никто не виноват, но всех хочется винить в этом.
Парень, студент, самого что ни на есть несобранного вида, стыдливо курит у карты области, делая затяжку за затяжкой и пуская дым себе в лицо, изредка поглядывая в сторону этой старушки.
Ему стыдно перед ней. Но за что и почему он сам не знает и никогда об этом не узнает. Это сказало ему
система, а он всего лишь делает то, чему его учили. Он всё равно никогда не поймёт, зачему.
Вот к нему подходит компания, и они все вместе бредут к своему народу, открывая пиво и смеясь над чем-то.
Выходишь во внутренний двор. Повсюду куча магазинов. Над головою крыша, что спасёт тебя от дождя и солнца, но сама станет пугать при штормовом ветре.
Только бы одна из ламп сейчас упала на пол перед моими ногами. Хоть что-то выделит эту секунду на фоне сумерек будней. Будет адреналиновый шок, который разгонит кровь по всем венам моего тела. Заставит вспомнить что называют жизнью.
Проходишь через главную арку. По дорогам проносятся десятки машин. Сверкают блики рекламных щитов на лобовых стёклах. Женщина пытается поймать себе такси. Вот перед ней останавливается частник. Женщина садится к нему в машину. К водителю моментально подбегает парень и что-то говорит. Женщина выходит из машины. Машина быстро покидает улицу.
Нет свободы и не может быть у того, кто что-то имеет.
Неожиданно передо мной появился старый цыган. Он вышел из толпы так быстро, что испугал меня, отчего я стал стоять совершнно без движний и чувствовать запах из его рта, запах дешёвой выпивки и тухлого мяса. Лицо его покрывала корка, похожая своим узором на паутину. С губы свисал лоскут кожи. На левой стороне носа была язва, которая, судя по всему, не заживет никогда. Он провёл ногтем своего мизинца по моему подбородку и оставил небольшую царапину. Я его боялся, и он отлично чувствовал запах страха, моего страха, что витал в воздухе.
Что ему надо? Зачем он престал ко мне? Пуская бредёт своей дорогой.
Он облизал губы, отчего они заблестели в улыбке, обнажив гнилые зубы. Правый, верхний клык был обломан на половину.
Ты боишься его потому, что он не такой как ты. Ты считаешь его врагом потому, что он не такой как ты.
Ухо его было оборвано. Губы зашевелились. Ты услышал охрипший голос:
- Бога нет, но он тебя ждёт. Он тебе расскажет всё, что тебе делать. Пустит в поле, но не скажет зачем. - говорит он.
Ты видишь лишь мгновение его спину, и он растворяется в потоке людей, также неуловимо, как и поевился.
Он знает о тебе всё, что не знаешь ты. Откуда, не скажет тебе никто, но именно это и отличает некоторых цыган от всех остальных. Они видят то, что увидеть нельзя. Они слушают тишину и тишина им отвечает.
Сигнальный гудок. Мат. Ты стоишь посреди дороги с сумкой и смотришь на выхлопную трубу автомобиля. Крик. Ты бежишь на тротуар. Люди оглядываются и смотрят на тебя. Ты готов провалится сквозь землю, только убрать с себя эти глаза. Каменные глаза безразличия. С лотка продающего газеты надрывается колонка. Это новый хит группы «Гуашь» или «Акварель» или как то там ещё. Они меняются так часто, что невозможно отследить. Они никогда не достигают высот. Вот в этом они постоянны.
Ты спотыкаешься о бордюр. Земля целует твое лицо.
«Станция пролетарская» - без эмоций вещает диктор. Толпа людей несётся к эскалатору.
Ты выходишь с вокзала в центре города. Вокруг гудит толпа из самых разных людей.
Откуда они только появились этой ночью.
Мальчик подбежал к девочке и дёрнул её за косичку. Побежал. Она за ним. Крик и гам был повсюду. Он резал уши.
Ремень сумки врезался в плечо. Плечо всё норовило избавиться от него, но я ему не позволял. Такие сумки используют большинство спортсменов и нагло утверждают, что ничего удобнее их быть не может.
Ты идёшь по перрону. Люди то и дело проскальзывают справа и слева от тебя. Ты пытаешься вглядеться в них. Тебе ничего не удаётся, и они растворяются в твоей памяти как нефть в океане, оставляя только пятна смерти на поверхности.
Сидит на чемоданах молодая пара. Парень и девушка. Он обнял её за талию и шепчет что-то ей на ухо. Она смеётся, орошая пирон своей слюной, что отражает каждый луч света галагеновых ламп. Свет рассеивается миллиардами цветов, как будто это падают бриллианты. Чистые. Идеальные. Совершенные. С миллиардами граней, каждая из которых неповторима.
Вот девочка лупит по голове мальчика своей фиолетовой сумочкой. Он вопит, закрывая голову руками. Походит мать и растаскивает их, читая нотацию о правилах поведения в общественных местах.
Как я ненавидел за это своих родителей.
Бабушка стоит с протянутой рукой. Глаза её сморщены в две маленькие точки. Рука трясется. На одежде пятна какой-то дряни. Молодая женщина кидает ей пару монет с явным отвращением и презрением. Они со звуком церковного колокола падают на бетонные плиты. Бабка садится на корточки и начинает собирать эти монеты.
Что может быть противнее, чем протянуть руку за милостыней. У неё нет ничего и никого в этой жизни. Она в этом не виновата. В этом никто не виноват, но всех хочется винить в этом.
Парень, студент, самого что ни на есть несобранного вида, стыдливо курит у карты области, делая затяжку за затяжкой и пуская дым себе в лицо, изредка поглядывая в сторону этой старушки.
Ему стыдно перед ней. Но за что и почему он сам не знает и никогда об этом не узнает. Это сказало ему
система, а он всего лишь делает то, чему его учили. Он всё равно никогда не поймёт, зачему.
Вот к нему подходит компания, и они все вместе бредут к своему народу, открывая пиво и смеясь над чем-то.
Выходишь во внутренний двор. Повсюду куча магазинов. Над головою крыша, что спасёт тебя от дождя и солнца, но сама станет пугать при штормовом ветре.
Только бы одна из ламп сейчас упала на пол перед моими ногами. Хоть что-то выделит эту секунду на фоне сумерек будней. Будет адреналиновый шок, который разгонит кровь по всем венам моего тела. Заставит вспомнить что называют жизнью.
Проходишь через главную арку. По дорогам проносятся десятки машин. Сверкают блики рекламных щитов на лобовых стёклах. Женщина пытается поймать себе такси. Вот перед ней останавливается частник. Женщина садится к нему в машину. К водителю моментально подбегает парень и что-то говорит. Женщина выходит из машины. Машина быстро покидает улицу.
Нет свободы и не может быть у того, кто что-то имеет.
Неожиданно передо мной появился старый цыган. Он вышел из толпы так быстро, что испугал меня, отчего я стал стоять совершнно без движний и чувствовать запах из его рта, запах дешёвой выпивки и тухлого мяса. Лицо его покрывала корка, похожая своим узором на паутину. С губы свисал лоскут кожи. На левой стороне носа была язва, которая, судя по всему, не заживет никогда. Он провёл ногтем своего мизинца по моему подбородку и оставил небольшую царапину. Я его боялся, и он отлично чувствовал запах страха, моего страха, что витал в воздухе.
Что ему надо? Зачем он престал ко мне? Пуская бредёт своей дорогой.
Он облизал губы, отчего они заблестели в улыбке, обнажив гнилые зубы. Правый, верхний клык был обломан на половину.
Ты боишься его потому, что он не такой как ты. Ты считаешь его врагом потому, что он не такой как ты.
Ухо его было оборвано. Губы зашевелились. Ты услышал охрипший голос:
- Бога нет, но он тебя ждёт. Он тебе расскажет всё, что тебе делать. Пустит в поле, но не скажет зачем. - говорит он.
Ты видишь лишь мгновение его спину, и он растворяется в потоке людей, также неуловимо, как и поевился.
Он знает о тебе всё, что не знаешь ты. Откуда, не скажет тебе никто, но именно это и отличает некоторых цыган от всех остальных. Они видят то, что увидеть нельзя. Они слушают тишину и тишина им отвечает.
Сигнальный гудок. Мат. Ты стоишь посреди дороги с сумкой и смотришь на выхлопную трубу автомобиля. Крик. Ты бежишь на тротуар. Люди оглядываются и смотрят на тебя. Ты готов провалится сквозь землю, только убрать с себя эти глаза. Каменные глаза безразличия. С лотка продающего газеты надрывается колонка. Это новый хит группы «Гуашь» или «Акварель» или как то там ещё. Они меняются так часто, что невозможно отследить. Они никогда не достигают высот. Вот в этом они постоянны.
Ты спотыкаешься о бордюр. Земля целует твое лицо.
«Станция пролетарская» - без эмоций вещает диктор. Толпа людей несётся к эскалатору.
Шок
Небольшая забавная цитата как интро... Цитата неправдива, ибо сформирована, в основном, в процессе прослушивания композиции при высоком уровне посторонних шумов, но в этом варианте даже лучше.
"...И самый дикий шок, от удара в пол." (с) 7000 баксов
Дорога.
- Пойдём. Я тебе кое-что покажу.
Наши ноги потопали дальше по пыли дороги, цепляя подошвами ботинок камушки. Он остановился перед огромными воротами.
- Смотри. Вот что я тебе хотел показать. Вот эти ворота...
Я стою, перебираю пальцами камушки. Перекладываю с одной стороны на другую.
- А теперь посмотри на то, что с другой стороны, не слишком ли это зна...
Обтираю с пальцев песок о штанину рваных джинсов.
- И ведь и то, и то направление по сути беск...
Пролетела чайка... С чего бы это, в глубине материка-то?
- Ну как тебе эта идея?
- Интересно... достойна жизни... но какая-то она депрессивная. Безнадёжная.
- Да, пожалуй. Слышишь волны?
На нас падает волна мутной жидкости с резким запахом. Потом поток уносит нас куда-то. Мир темнеет. Мимо проносятся 19 пожелтевших от времени надгробий.
Я нетвёрдой походкой иду по переулку. Роняю на землю только что осушенную бутылку самогонки. Обвожу стены своим взглядом. Делаю шаг вперёд и слышу, как лопается бутылка. Мир начинает вертеться. Перед глазами мелькает уголок мусорного бака.
Слышится звон.
- Благодарю вас.
Человек в смокинге относит от чашки горячий чайник.
- Не стоит благодарности, - отвечает он.
Аккуратно беру чашку за ручку и медленно отпиваю горячий чай. По телу разливается приятное тепло. Глаза блаженно закрываются. Темнота. Открыв их, я почувствовал бы слабость. Пытаюсь снова отпить, но рука почему-то, не слушаясь, просто опрокидывает чашку на скатерть. Кипяток медленно расплывается по столу и уже с края капает мне на ногу. Я это вижу. Моргаю.
Улица. Вокруг проносятся сотни людей. Поправляю пиджак, перехватив портфель из одной руки в другую. Улыбаюсь девушке, идущей навстречу. Засмотревшись на неё, цепляюсь ботинком от "лакост" за выбившийся из мостовой камень. Я извиваюсь где-то на земле, еле-еле уворачиваясь от ног прохожих. Трогаю своё лицо рукой.
Прыгаю в сторону от человека, катающегося по земле. Мне кажется, у меня было бы такое же лицо, если бы я узнал, что забеременел.
"...И самый дикий шок, от удара в пол." (с) 7000 баксов
Дорога.
- Пойдём. Я тебе кое-что покажу.
Наши ноги потопали дальше по пыли дороги, цепляя подошвами ботинок камушки. Он остановился перед огромными воротами.
- Смотри. Вот что я тебе хотел показать. Вот эти ворота...
Я стою, перебираю пальцами камушки. Перекладываю с одной стороны на другую.
- А теперь посмотри на то, что с другой стороны, не слишком ли это зна...
Обтираю с пальцев песок о штанину рваных джинсов.
- И ведь и то, и то направление по сути беск...
Пролетела чайка... С чего бы это, в глубине материка-то?
- Ну как тебе эта идея?
- Интересно... достойна жизни... но какая-то она депрессивная. Безнадёжная.
- Да, пожалуй. Слышишь волны?
На нас падает волна мутной жидкости с резким запахом. Потом поток уносит нас куда-то. Мир темнеет. Мимо проносятся 19 пожелтевших от времени надгробий.
Я нетвёрдой походкой иду по переулку. Роняю на землю только что осушенную бутылку самогонки. Обвожу стены своим взглядом. Делаю шаг вперёд и слышу, как лопается бутылка. Мир начинает вертеться. Перед глазами мелькает уголок мусорного бака.
Слышится звон.
- Благодарю вас.
Человек в смокинге относит от чашки горячий чайник.
- Не стоит благодарности, - отвечает он.
Аккуратно беру чашку за ручку и медленно отпиваю горячий чай. По телу разливается приятное тепло. Глаза блаженно закрываются. Темнота. Открыв их, я почувствовал бы слабость. Пытаюсь снова отпить, но рука почему-то, не слушаясь, просто опрокидывает чашку на скатерть. Кипяток медленно расплывается по столу и уже с края капает мне на ногу. Я это вижу. Моргаю.
Улица. Вокруг проносятся сотни людей. Поправляю пиджак, перехватив портфель из одной руки в другую. Улыбаюсь девушке, идущей навстречу. Засмотревшись на неё, цепляюсь ботинком от "лакост" за выбившийся из мостовой камень. Я извиваюсь где-то на земле, еле-еле уворачиваясь от ног прохожих. Трогаю своё лицо рукой.
Прыгаю в сторону от человека, катающегося по земле. Мне кажется, у меня было бы такое же лицо, если бы я узнал, что забеременел.
Подкинув кости
Пустыня. Песок забивает глаза. Он попадает в рот, в нос, в глаза, в уши... Он везде. Ветер заставляет стоять тебя под углом к горизонту. Только так можно поймать хоть и шаткое, но всё таки равновесие. Хоть какие-то моменты, когда ты расслаблен. Прислушаться к гулу ветра, к миллионам ударов песчинок.
Вдруг ветер кончился. Песчаная пыль стала оседать на землю. Стал формироваться пейзаж. Сначала всё было как в тумане. Появлялись какие-то тени. Затем они становились чётче...
Потом проявился куб. Потом человек неподалёку от него. Когда весь песок опал, стало видно что этот куб из дерева. Одной грани не было. Солнце отбрасывает тени на песок. Солнце отбрасывало угловатые тени на песке и выхватывало лишь маленький кусочек темноты этой коробки. На стенках не было видно ни единого шва, ни единого следа гвоздя или даже колышка... Казалось, что он был выточен из ствола огромного древнего дерева.
Человек, что стоял рядом, тоже был из дерева. Его фигура был совершенна. Были соблюдены все законы пропорций. Он был без полым. Между пальцев его ног были песчинки.
Он направился к кубу. Его шаги резали слух, поднимая вверх облака песка.
Он сел в этот деревянный ящик. Прислонился спиной к одной стенке. В другую упёрся ногами. Положил голову на руки. Закрыл глаза. Несмотря на жару, его забила крупная дрожь. На щеке появилась капля смолы. Она не выносимо медленно покатилась вниз, к своему большому другу. Потом появилась вторая. Потом третья, четвёртая. Вот первая стала свисать с подбородка. Потом в неё впала вторая. Они рассеивали единый пучок света, который запачкал белый песок грязными пятнами.
Капля всё росла. Вот она оторвалась и полетела вниз. Свет заиграл. Она пропала из вида. Появилась из под локтя и ослепила глаза своим светом. Я отшатнулся. Она громко хлопнула о нижнюю грань куба.
Во все стороны полетели щепки. Я закрыл голову руками и сел на корточки. Меня не задело. В воздухе повис странный свистящий звук.
Я поднялся на ноги и посмотрел вперёд. Там было пусто. Ни человека. Ни щепок.
Я стал оглядываться по сторонам. Сзади был деревянный куб. Рядом с ним стоял человек. Он был из дерева. У него не было пола. Его тело было абсолютно гладким. Ни единого заметного глазу изъяна. Ни одного сучка. Только разводы отполированного сотнями рук дерева. В одеревеневших глазах была тоска и отблески славы. Жажда покоя и одиночества.
Он пошёл к деревянному коробу. От каждого шага в воздух поднимались тысячи песчинок. Шаги отскакивали эхом от воздуха завораживая своим звучанием. Он сел в куб. Шаги ещё звучали. Он упёрся спиной в одну стенку. Ногами в другую. Положил голову на руки, и его начала бить мелкая дрожь. Раздался странный звук.
Его трясло всё больше. Звук становился всё громче. Он откинул голову на стену и засмеялся. Дрожь продолжала нарастать. Его согнуло пополам. Весь куб начал вибрировать. Песчинки из под него полетели в стороны. Песок проваливался. Когда половина куба была уже скрыта в песке, я бросился к нему. Человека била истерика. Он бился руками в стенку, хохотал. Он был в неистовстве. Я попытался схватить его за плечо, чтобы вытащить, но едва ли он это заметил. На голове появилась бороздка трещины от удара о стену. Вот он уже не может пошевелиться, засыпанный песком по горло. Я тяну к нему рукой, понимаю, что уже не в силах ему помочь чем-либо. Вот подбородок неподвижен. Шум всё громче. Песчинка попала в рот. Хлопок.
В лицо летят щепки. Меня отбрасывает в сторону.
Оглядываюсь по сторонам. Я в пустыне. Песок прижигает пальцы на ногах. Неподалёку стоит деревянный куб с идеально ровно обточенными гранями. Я подошёл к нему. Провёл рукой по ребру. Обошёл. С той стороны не было одной грани. Там была ниша, в которой сидел человек. Он был странным. Без одежды. Кода была покрыта какими-то разводами. Казалось, что её покрыли чем-то. Он сидел облокотившись спиной на стенку куба и упёршись ногами в противоположную. Он смотрел куда-то в даль. Толи в пустыню. Толи в стенку своего короба. Протянул руку вперёд и поскрёб пальцем стенку.
Вдруг ветер кончился. Песчаная пыль стала оседать на землю. Стал формироваться пейзаж. Сначала всё было как в тумане. Появлялись какие-то тени. Затем они становились чётче...
Потом проявился куб. Потом человек неподалёку от него. Когда весь песок опал, стало видно что этот куб из дерева. Одной грани не было. Солнце отбрасывает тени на песок. Солнце отбрасывало угловатые тени на песке и выхватывало лишь маленький кусочек темноты этой коробки. На стенках не было видно ни единого шва, ни единого следа гвоздя или даже колышка... Казалось, что он был выточен из ствола огромного древнего дерева.
Человек, что стоял рядом, тоже был из дерева. Его фигура был совершенна. Были соблюдены все законы пропорций. Он был без полым. Между пальцев его ног были песчинки.
Он направился к кубу. Его шаги резали слух, поднимая вверх облака песка.
Он сел в этот деревянный ящик. Прислонился спиной к одной стенке. В другую упёрся ногами. Положил голову на руки. Закрыл глаза. Несмотря на жару, его забила крупная дрожь. На щеке появилась капля смолы. Она не выносимо медленно покатилась вниз, к своему большому другу. Потом появилась вторая. Потом третья, четвёртая. Вот первая стала свисать с подбородка. Потом в неё впала вторая. Они рассеивали единый пучок света, который запачкал белый песок грязными пятнами.
Капля всё росла. Вот она оторвалась и полетела вниз. Свет заиграл. Она пропала из вида. Появилась из под локтя и ослепила глаза своим светом. Я отшатнулся. Она громко хлопнула о нижнюю грань куба.
Во все стороны полетели щепки. Я закрыл голову руками и сел на корточки. Меня не задело. В воздухе повис странный свистящий звук.
Я поднялся на ноги и посмотрел вперёд. Там было пусто. Ни человека. Ни щепок.
Я стал оглядываться по сторонам. Сзади был деревянный куб. Рядом с ним стоял человек. Он был из дерева. У него не было пола. Его тело было абсолютно гладким. Ни единого заметного глазу изъяна. Ни одного сучка. Только разводы отполированного сотнями рук дерева. В одеревеневших глазах была тоска и отблески славы. Жажда покоя и одиночества.
Он пошёл к деревянному коробу. От каждого шага в воздух поднимались тысячи песчинок. Шаги отскакивали эхом от воздуха завораживая своим звучанием. Он сел в куб. Шаги ещё звучали. Он упёрся спиной в одну стенку. Ногами в другую. Положил голову на руки, и его начала бить мелкая дрожь. Раздался странный звук.
Его трясло всё больше. Звук становился всё громче. Он откинул голову на стену и засмеялся. Дрожь продолжала нарастать. Его согнуло пополам. Весь куб начал вибрировать. Песчинки из под него полетели в стороны. Песок проваливался. Когда половина куба была уже скрыта в песке, я бросился к нему. Человека била истерика. Он бился руками в стенку, хохотал. Он был в неистовстве. Я попытался схватить его за плечо, чтобы вытащить, но едва ли он это заметил. На голове появилась бороздка трещины от удара о стену. Вот он уже не может пошевелиться, засыпанный песком по горло. Я тяну к нему рукой, понимаю, что уже не в силах ему помочь чем-либо. Вот подбородок неподвижен. Шум всё громче. Песчинка попала в рот. Хлопок.
В лицо летят щепки. Меня отбрасывает в сторону.
Оглядываюсь по сторонам. Я в пустыне. Песок прижигает пальцы на ногах. Неподалёку стоит деревянный куб с идеально ровно обточенными гранями. Я подошёл к нему. Провёл рукой по ребру. Обошёл. С той стороны не было одной грани. Там была ниша, в которой сидел человек. Он был странным. Без одежды. Кода была покрыта какими-то разводами. Казалось, что её покрыли чем-то. Он сидел облокотившись спиной на стенку куба и упёршись ногами в противоположную. Он смотрел куда-то в даль. Толи в пустыню. Толи в стенку своего короба. Протянул руку вперёд и поскрёб пальцем стенку.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)